Восточная Сибирь – стратегически важный, ключевой регион России. От его будущей роли зависит траектория развития России, само существование страны именно в этом качестве, а не как, скажем, Московии. Продолжающиеся формироваться потоки внешней миграции (с Кавказа, из Центральной Азии и, прежде всего, из Китая) имеют общероссийское значение по своим геополитическим, экономическим, этнокультурным результатам. В перспективе они могут значительно или даже радикально изменить этносоциальную структуру региона.

На наших глазах и с нашим участием формируются этнические диаспоры. Можно отслеживать этот процесс в режиме реального времени, в динамике, изучать не готовое, сформировавшееся явление, а процесс. Это уникальная ситуация, другой такой никогда и, видимо, нигде не будет. Важно и интересно рассмотреть меняющееся отношение общества к национальным проблемам, к этничности как таковой – в условиях краха прежней модели «официального интернационализма», когда обсуждение национальных проблем и национальная рефлексия и саморефлексия не просто осуждались и запрещались властью, но и внутренне табуировались. В сибирском переселенческом социуме этот процесс обладает, видимо, большим своеобразием. Специфика нашего региона в этом смысле состоит в том, что бурятское население разделено между несколькими субъектами Федерации, в т.ч. между республикой Бурятия и двумя национальными округами – и везде оно находится в меньшинстве. Это явно или неявно, но осознается многочисленной и высокопрофессиональной элитой этноса как национальная травма.

Особенность региональной этнополитической ситуации состоит в том, что сибирский социум формировался, функционирует и еще долго будет функционировать в качестве переселенческого, единого и, в то же время, многообразного в национальном, культурном, религиозном, расовом отношении образования. Это обстоятельство приобретает огромное значение в условиях, когда этничность, межнациональные контакты и конфликты перестали быть табуированными, когда исчезли внешние запреты и внутренняя неловкость при их обсуждении. Национальный фактор мощно врывается в политику как инструмент политической мобилизации и борьбы за власть.

Важным – и пока почти не учитываемым ─ компонентом этнополитической ситуации в регионе является то обстоятельство, что исторически на базе разнородного пришлого и автохтонного населения здесь формируется особая социокультурная общность – «сибиряки». Региональное самосознание, осознание своей особости – все это может стать фактором не только культурным, но и идеологическим, политическим. Периодически возникающие соображения о «сибирском сепаратизме», при всей их нынешней спекулятивности – отчетливое тому подтверждение.

Этнополитическая ситуация ставит человека перед выбором между тремя возможностями: принять ее, постараться ее изменить, выйти из нее посредством пространственного перемещения. Выбор, оставляемый политической ситуацией, шире: помимо принятия, изменения и бегства возможна еще одна эскапистская альтернатива, как правило, наиболее популярная в России. Это уход в частную жизнь, фактическое игнорирование сферы политического. При этом наибольшее значение имеет опыт прежнего межэтнического взаимодействия, с одной стороны, его распространенные интерпретации, с другой.

Политическая практика играет, несомненно, меньшую роль в формировании этнополитической ситуации по сравнению с социальной практикой людей. В первую очередь с теми ее формами, в которых протекает целостное воспроизводство взаимодействующих этнических общностей и которыми определяется их сохранение в качестве субъектов истории и культуротворчества: привычные отрасли экономической активности; господствующие формы поселений, территориального расселения, социальной организации; ценностные ориентиры; устойчивые образцы социализации и социальной мобильности.

В целом же следует признать, что, во-первых, детерминанты этнополитической ситуации куда в большей степени сосредоточены в области культуры, и, шире, исторического наследия, чем в области политической практики. Во-вторых, что они формируются не только в собственно политической области, но и всеми условиями повседневной жизни, или, как писали в старину, «бытом» людей.

Этнополитическая ситуация ставит человека перед выбором между тремя возможностями: принять ее, постараться ее изменить, выйти из нее посредством пространственного перемещения. Выбор, оставляемый политической ситуацией, шире: помимо принятия, изменения и бегства возможна еще одна эскапистская альтернатива, как правило, наиболее популярная в России. Это уход в частную жизнь, фактическое игнорирование сферы политического. При этом наибольшее значение имеет опыт прежнего межэтнического взаимодействия, с одной стороны, его распространенные интерпретации, с другой.

Политическая практика играет, несомненно, меньшую роль в формировании этнополитической ситуации по сравнению с социальной практикой людей. В первую очередь с теми ее формами, в которых протекает целостное воспроизводство взаимодействующих этнических общностей и которыми определяется их сохранение в качестве субъектов истории и культуротворчества: привычные отрасли экономической активности; господствующие формы поселений, территориального расселения, социальной организации; ценностные ориентиры; устойчивые образцы социализации и социальной мобильности.

В целом же следует признать, что, во-первых, детерминанты этнополитической ситуации куда в большей степени сосредоточены в области культуры, и, шире, исторического наследия, чем в области политической практики. Во-вторых, что они формируются не только в собственно политической области, но и всеми условиями повседневной жизни, или, как писали в старину, «бытом» людей.